На Париж - Страница 48

* * *

Марта 18. Едва лишь рассвело, как нас уже на ноги поднял отдаленный грохот пушек — привет штурмующим с высот парижских. Государь и генералы садились только что на коней, но не успели еще выехать из ворот замка, как разъездом был приведен пленный — саперный капитан, по фамилии Пейр, заблудившийся в нашей передовой цепи. На все вопросы государя о силах защитников города он отвечал уклончиво, относительно же настроения парижан уверял, что они будут биться до последнего.

— А кто у вас главнокомандующий?

— Главное начальство над Парижем император Наполеон вверил своему родному брату Иосифу, и он оправдает это доверие!

— Один брат ради другого приносит в жертву последних защитников отечества! — воскликнул государь. — Но мы, союзники, ведем войну не с Францией, а с Наполеоном, и храброму, но малочисленному гарнизону Парижа, лишенному своего великого вождя, против нашей стотысячной армии, во всяком случае, дольше суток не устоять. Бог ниспослал мне власть и победу лишь для того, чтобы дать человечеству мир и спокойствие. Вот мой флигель-адъютант, полковник Орлов. Поезжайте с ним к вашему главнокомандующему и потребуйте немедленной капитуляции: на штыках или церемониальным маршем, на развалинах или в нетронутых чертогах, но Европа ныне же должна ночевать в Париже.

Обратись затем к Орлову, государь разрешил ему везде прекращать огонь, где признает он нужным.

Миролюбие государя вначале, однако, не увенчалось успехом. Доехав с адъютантом великого князя, полковником Дьяковым и с капитаном Пейром через Пантен до наших стрелков, Орлов приказал им приостановить стрельбу. Точно так же и французы по сигналу трубача перестали стрелять и пропустили к себе своего соотечественника Пейра. Но как только двинулись вслед Орлов с Дьяковым, раздался залп, не ранивший, по счастью, ни того, ни другого. В тот же миг от неприятеля отделился взвод конных егерей и налетел на обоих, с тем, очевидно, чтобы захватить их в плен. Наши, разумеется, повернули коней и ускакали вон. Егеря же, в жару погони, домчались за ними в Пантен, занятый уже русскими войсками, и сами попали в ловушку: окруженные со всех сторон, они волей-неволей должны были сдаться.

Между тем парижские высоты штурмовались и к пятому часу дня все, кроме Монмартра, оказались уже в наших руках. С этих же высот открылась теперь пальба по самому Парижу.

Тут и от маршала Мармона, занимавшего Монмартр, явился к государю парламентер с просьбою заключить перемирие.

— Огонь, извольте, будет временно прекращен, — ответствовал государь. — Но все войска ваши должны отойти за укрепленные заставы и тотчас же должна быть назначена комиссия для переговоров о сдаче города. В противном случае, еще до заката солнца вы не узнаете места, где была ваша прекрасная столица. Но главнокомандующий у вас ведь не маршал Мармон, а старший брат императора Наполеона?

— Он отбыл уже в Блоа и все права свои передал маршалу Мармону.

— А маршал со своей стороны дал вам полномочия?

— Полномочий у меня никаких нет…

— В таком случае вот флигель-адъютант мой поедет с вами к маршалу.

В ожидании возвращения Орлова, государь со свитой въехал на Бельвильские высоты. И залюбовался, а с ним и мы, штабные, на панораму Парижа, раскинувшуюся у наших ног.

Да, хорош город, что говорить: а все не то, что наша родная матушка-Москва с золотыми главами своих сорока-сороков церквей и монастырей! Давно ли, кажется, Наполеон на нее с Поклонной горы загляделся и воскликнул:

— Наконец-то вот сей славный город! Да и пора уже было…

То же самое мог бы теперь возгласить и наш русский царь над столицей французов, но не с злорадством завоевателя и поработителя, а с чистою радостью избавителя всей Европы от новейшего Тамерлана.

На случай упорства маршала Мармона, здесь же, на Бельвиле, были выставлены батареи, чтобы тотчас засыпать город градом ядер. Но в сем, к счастью, не было уже надобности. Орлов возвратился с ответом, что Мармон на все согласен, и что французским войскам отдан приказ покинуть город.

Тем не менее, когда приступили к переговорам, по какому-то недоразумению с Монмартра возобновилась пальба, и его пришлось взять штурмом.

Обошелся Париж союзникам не дешево — в 15 тысяч человек, всего больше, как всегда, русских да пруссаков.

Забрана немалая толика и пленных, но что за сброд, Бог Ты мой! Инвалиды, граждане-добровольцы в напудренных париках, мальчики со школьной скамьи…

Только что зашел ко мне Сагайдачный.

— Ну, Андрюша, две новости. Первая для меня хоть и лестная, но малоприятная: меня откомандировали в помощь к главному казначею. Работы теперь гибель, а старик простудился; того гляди, что сляжет.

— А вторая новость?

— Вторая приятная для нас обоих, да и для всей армии: по случаю окончания кампании государь приказал выдать всем, не в зачет, кому двойное, кому и тройное жалованье…

* * *

Париж, марта 19. Все еще точно обман чувствий, сон наяву, что мы уже в «столице мира», как величают французы свой Париж!

Переговоры о его сдаче длились до 3-го часа ночи. По главному пункту договора город передавался «великодушию союзных монархов».

Уже на рассвете в Бонди прибыла в парадных каретах на поклон к государю депутация от парижан: два префекта, члены муниципалитета и представители национальной гвардии. Полковник Орлов пошел доложить о том государю, которого застал еще в постели. Прочитав капитуляцию, государь положил ее себе под подушку.

— Поздравляю тебя! — сказал он, — твое имя связано с великим событием.